Вячеслав Звягинцев - Война на весах Фемиды. Война 1941—1945 гг. в материалах следственно-судебных дел. Книга 1
Что же это за дела?
Их подробный перечень приводился в Указе: все дела о государственных (контрреволюционных) преступлениях12; о преступлениях, предусмотренных законом от 7 августа 1932 г., который прозвали в народе «законом о трех колосках»; о разбоях и умышленных убийствах; об уклонении от исполнения всеобщей воинской обязанности, о сопротивлении представителям власти…
Дела по законам военного времени предписывалось рассматривать трем судьям13 в упрощенном порядке: без участия защитников и по истечении 24 часов после вручения подсудимым обвинительного заключения. Кассационный порядок обжалования приговоров вообще упразднялся. То есть практически по всем делам, подлежащим рассмотрению военными трибуналами, вводился порядок, аналогичный тому, который был установлен постановлением ЦИК и СНК Союза ССР от 1 декабря 1934 г. для рассмотрения дел о террористических актах (сразу после убийства С. М. Кирова).
Для приговоренных оставляли лишь одну надежду – военное командование могло в случае каких-либо сомнений приостановить исполнение расстрельного приговора. Но с обязательным уведомлением и доведением своего мнения до высших военно-юридических инстанций. О каждом таком приговоре военный трибунал также немедленно должен был сообщать по телеграфу председателю Военной коллегии и Главному военному прокурору. И если эти лица не накладывали «вето», то в течение 72 часов приговор приводился в исполнение.
Остальные же приговоры военных трибуналов вступали в законную силу с момента их провозглашения и немедленно приводились в исполнение.
И. Сталин верил в эффективность репрессий как средство для поддержания порядка и повышения боевого духа войск. Поэтому слово «трибунал» неоднократно упоминалось в выступлениях и документах начального периода войны. Так, 29 июня 1941 года он подписал «Директиву Совнаркома Союза СССР и ЦК ВКП (б) партийным и советским организациям прифронтовых областей» в которой потребовал «немедленно предавать суду военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны, невзирая на лица», а 3 июля того же года, в первом своем публичном выступлении по радио вновь дословно повторил эту фразу14.
Ситуация действительно складывалась недопустимо-критическая. Приведем выдержки лишь из двух донесений военных контрразведчиков:
из сообщения 3-го отдела Юго-Западного фронта от 25 июня: «22 июня с. г. после бомбежки противником г. Луцка весь партийный и советский аппарат в панике оставил город… 22 июня после первого налёта немецких бомбардировщиков в г. Львове началась паника. Партийные и советские работники областных организаций мобилизовали весь львовский автотранспорт, собрали свои семьи и большими партиями стали покидать город…»15;
из рапорта начальника 3-го отдела 10-й армии от 13 июля 1941 г.: «В ночь с 22 на 23 июня позорно сбежало все партийное и советское руководство Белостокской области. Все сотрудники органов НКВД и НКГБ во главе с начальниками органов также сбежали. Аналогичное положение имело место почти во всех районных и городских организациях. Из Белостока и других городов сбежала вся милиция»16.
Паралич власти на западе страны, обусловленный суматохой отступления, паникой и растерянностью, существенно затруднял в первые дни войны выполнение указаний и директив из центра. Оперативное реагирование с помощью органов госбезопасности и военной юстиции на факты преступных проявлений удалось организовать не везде.
К. Симонов, оказавшийся в те дни среди отступавших частей, поведал в своих дневниках о расстрелах командованием военнослужащих вообще без какого-либо вмешательства прокуроров и судей, а также попытках военных юристов по своей инициативе каким-то образом организовать в войсках некое подобие прокурорско-следственной работы17.
Наглядное представление о состоянии этой работы в те дни дает докладная записка военного прокурора военюриста 3 ранга Глинки от 5 июля 1941 г., прибывшего в город Витебск по указанию военного прокурора Западного фронта. Глинка, кстати, неоднократно ссылается в этом документе на упомянутое выступление Сталина, подробно описывает непростую обстановку, сложившуюся в городе, перечисляет дела, переданные им в военный трибунал и дает нелестную характеристику работе самого трибунала:
«…Вчера, 4 июля, мною арестован и предан суду ВТ (военного трибунала – авт.) начальник тюрьмы…, который 24 июня вывел из Глубекской тюрьмы в Витебск 916 осужденных и следственно-заключенных. По дороге этот начальник тюрьмы Приемышев в разное время в два приема перестрелял 55 человек, а в местечке около Уллы, во время налета самолета он дал распоряжение конвою, которого было 67 человек, перестрелять остальных… …было перестреляно 714 заключенных. Нами по личным делам установлено, что среди этих заключенных более 500 человек являлись подследственными, и несмотря на это без всяких оснований они все же были незаконно перестреляны…
В отношении ВТ гарнизона сообщаю следующее:
Когда я приехал, то местные органы послали телеграмму в ЦК о создании ВТ. Это сообщение попало к тов. Рычкову18, который своей телеграммой назначил председателя облсуда тов. Грищенкова председателем ВТ. Это старый судебный работник, но плохой трибунальщик в особенности в военное время да в боевой обстановке. … судьи малоквалифицированны, поэтому с первых дней получились ляпсусы в работе ВТ, приговора низкого качества (прилагаю)…
Областные органы, в том числе обком и облисполком (тов. Стулов, тов. Рябцев) … запоздали со многими важнейшими мероприятиями, в результате чего в городе появилось среди населения тревожное настроение, паника, бегство, бестолковщина и дезорганизация, т. е. появилось все то, от чего предостерегал тов. Сталин в своей речи…
Сейчас в Витебске не найдется ни одного учреждения, которое бы работало. Закрылись и самоликвидировались все, в том числе облсуд, нарсуды, облпрокуратура, облздрав, промсоюзы и т. д. и т. п. Тюрьма ликвидировалась. Милиция работает слабо, а НКВД также сворачивает свою работу. Все думают, как бы эвакуироваться самому, не обращая внимания на работу своего учреждения. Почти во всех учреждениях настроение такое, что завтра придет в город неприятель, а поэтому сжигают все архивы и текущие документы. В общем, работа и нормальная жизнь в городе парализовалась полностью…»19.
С другой стороны, партийные органы жаловались в Москву на бегство и панику среди военных. Так, секретарь Гомельского обкома КП (б) Б Ф. В. Жиженков 29 июня направил И. Сталину телеграмму с грифом «строго секретно», в которой писал: «Деморализующее поведение очень значительного числа командного состава: уход с фронта командиров под предлогом сопровождения эвакуированных семейств, групповое бегство из части разлагающе действует на население и сеет панику в тылу. 27 июня группа колхозников Корналинского сельсовета Гомельского района истребительного батальона задержала и разоружила группу военных около 200 человек, оставивших аэродром, не увидев противника, и направляющихся в Гомель»20.
Аналогичная картина наблюдалась в те дни во многих городах и населенных пунктах Советского Союза. Поэтому задача перестройки органов военной юстиции на военные рельсы действительно имела большое значение.
Система военных трибуналов в начальный период войны была существенно расширена. В Указах от 22 июня 1941 года отмечалось, что они действуют на фронтах, в военных округах, на флотах, в армиях, корпусах, иных воинских соединениях и военизированных учреждениях.
Линейные суды железнодорожного и водного транспорта также реорганизовывались «в военные трибуналы соответствующих железных дорог и водных путей сообщения».
К подсудности военных трибуналов при дивизиях были отнесены дела военнослужащих от рядового до командира роты включительно; военных трибуналов при корпусах – до командира батальона включительно; военных трибуналов при армиях (флотилиях) – до помощника командира полка включительно; военным трибуналам при военных округах, фронтах и флотах – до командира неотдельной бригады включительно и ему соответствующих лиц.
Вскоре была расширена сеть военных трибуналов войск НКВД, образованных еще до войны. Теперь они создавались в областях, краях, в дивизиях и округах войск НКВД, а также в «прифронтовых местностях».
Круг гражданских лиц, которых стали привлекать к суду военных трибуналов, с началом войны также существенно расширился.
Так, к подсудности трибуналов отнесли дела, связанные с распространением ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения (Указ от 6 июля 1941 года) и дела в отношении работников военных предприятий, допустивших самовольный уход с работы (Указ от 26 декабря 1941 года). Последним указом самовольный уход с предприятия приравняли к дезертирству. Причем, многих «самовольщиков» судили заочно. А потом оказывалось, что многие из них осуждены необоснованно, так как были мобилизованы в Красную армию.
